Вези меня извозчик…

0 View

Многие века — до самого изобретения автомобиля — все перевозки осуществляли «гужом», то есть на лошадях. Извозчиков, перевозивших грузы, называли «ломовыми», а тех, которые перевозили пассажиров, — «живейными».

Вези меня извозчик…

Журнал: Загадки истории №37, сентябрь 2018 года
Рубрика: Забытое ремесло
Автор: Валерий Ярхо

Как Хлестаков добирался до работы?

joomplu:10197Каждую зиму на улицах всех больших российских городов появлялись промышлявшие извозом крестьяне, которых называли «ваньками». Прибыв в город на заработки, крестьяне находили приют на постоялых дворах у самых городских окраин, выбирая такие, где цены за постой, харчи и фураж были поменьше. Роскошествовать им было не с руки. Сани и упряжь у них были самые простые. Облачённые в овчинные тулупчики и шапки-треухи, обутые в валенки домашней выделки, видом своим они никак не могли сравниться с городскими коллегами — «лихачами».

Городское житьё

Запрягавшие рысаков и иноходцев, «лихачи» правили красиво, стрелой летели по улицам их лаковые саночки, укрытые пёстрым ковром или медвежьей полостью. Удалые возницы только покрикивали на встречных «ванек»:
— Поди! Поди! Держи правой стороны, раззява! Понаехали тут, сыны природы!
Да вдобавок вкручивали какое-нибудь этакое словцо, из-за которых и пошло выражение «ругается как извозчик». Побаиваясь полиции, так и норовившей выписать штраф за любой пустяк, «ваньки» себе таких вольностей не позволяли.
Лошадки «ванек» — обычные крестьянские Гнедки да Каурки — на скакунов мало походили. Жалеючи свою скотинку, «ваньки» никогда их особо не погоняли. Когда дорога шла в горку, так, бывало, и сами соскакивали, шли рядом с санями, сколько бы ни возмущался пассажир медлительностью такой езды. Клиент «лихача» в их самодельные сани никогда бы не сел. Подряжали «ванек» горожане, для которых поездка на «лихаче», стоившая не менее рубля серебром «в один конец», была совершенно непозволительной роскошью. К примеру, гоголевский Хлестаков вполне мог бы быть клиентом «ваньки».

Крестьянская сноровка

Прибывшие на «отхожий промысел» старательные крестьяне брали усердием да экономией. Городские «лихачи» седоков дожидались, стоя на бирже, выезжали не рано и допоздна на улицах просто так не задерживались. «Ваньки» же на биржу не вставали, а пассажиров искали по всему городу. Лошадок выкармливали из торбы, а поили у фонтанов. Стояли у разных мест, убирая за лошадью, чтобы не было претензий у полиции, лавочника или домовладельца. Возле магазинов подхватывали людей с покупками.
Подле особо бойких мест — у больших трактиров, возле рынков, на перекрёстках, перед театрами, а позже у железнодорожных вокзалов — компании «ванек» составляли особенную корпорацию, чаще по принципу землячества. Чужаков «на своё место» не пускали под угрозой побоев.
Поджидая седоков, жгли костры в специальных кованых железных корзинах, стоявших для того на улицах. Грелись, хлопая рука о руку, достигая в этом занятии такого мастерства, что хлопок рук в овчинных рукавицах бывал похож на звук пистолетного выстрела. Коли были хорошие заработки, покупали у уличных торговцев горячий сбитень и блины. Но если появлялся потенциальный седок, все разговоры прекращались, недоеденные блины летели в костёр, а сами возницы наперебой зазывали. Счастливчик увозил нанявшего его пассажира, а остальные возвращались к костру «ждать у моря погоды».

Возвращение домой

Обычно городское житьё «ванек» оканчивалось в начале марта, когда начинал таять снег. Им нужно было успеть добраться до дому санным путём. Возвращались они очень вовремя — ранняя весна была самым страшным временем в русской деревне. Старые запасы уже съедались, никакого «подножного корма» ещё не было, и приходилось лезть в долговую кабалу. Деньги, скопленные «ванькой» за зиму, спасали его семью. Вернувшийся из города мужичок мог и соседей «выручить», ссужая их деньгами под хороший процент или за часть будущего урожая.
Была ещё одна польза в городском житьё — работавшая на извозе лошадка всю зиму ела овёс да сено, и весной бывала в хорошей форме, в то время как савраски, остававшиеся в деревне, едва ноги волочили от бескормицы.
Воротившиеся в марте к родным дворам мужички крестьянствовали до самых «белых мух». Когда же устанавливался санный путь, они снаряжались «в отход», на извоз. Из этого круговорота дел состояла их жизнь, про которую сами они сложили песенку:

Мужик я простой,
Вырос на морозе.
Хожу летом за сохой,
Зимой на извозе!