Это термин описывает травматическую связь и одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения или применения насилия. Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и в конечном счёте отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели.
Стокгольмский синдром получил своё название в 1973 году, когда 32–летний Ян Эрик Улссон, бежавший из тюрьмы не особо опасный преступник, вошёл в банк в центре Стокгольма.
Улссон ранил одного полицейского и взял в заложники четверых работников банка: трёх женщин и одного мужчину. Преступник потребовал три миллиона крон (около $2 миллионов), два «ствола», пуленепробиваемые жилеты, шлемы, быстрый автомобиль и свободы для своего сокамерника — Кларка Улафссона. В случае невыполнения условий, грабитель обещал убить заложников. Сокамерника выпустили сразу же. Правда, с Улофссона взяли обещание, что тот успокоит террориста и поможет освободить заложников. За это ему было обещано помилование. Но власти не знали, что ограбление было устроено именно и только для того, чтобы Улофссон оказался на свободе.
«Вечеринка» продолжительностью 131 час. Всё это время несчастной четвёрке служащих предстояло провести в помещении хранилища размером 3 на 14 метров и озадачить физиологов с психологами «Стокгольмским синдромом».
Полиция не могла решиться на штурм, ибо полицейские психологи считали, что преступники могут пойти на любые меры. К тому же через три недели должны были состояться выборы, и власти не могли допустить скандального завершения операции и гибели заложников. Ну и, наконец, этот банк обслуживал всю стокгольмскую полицию, а до выдачи зарплаты оставался один день.
Тем временем Улссон, видя, что остальные его требования выполнять не торопятся, стал угрожать расправой над заложниками. А для убедительности во время телефонного разговора с властями начал душить одну из женщин, чтобы ее хрип был слышен в трубке.
Неожиданно спустя два дня отношения между бандитами и заложниками улучшились. Они общались, рассказывали о своей жизни, играли в «крестики–нолики». Жертвы вдруг потребовали от полиции прекратить операцию по освобождению. Одна из женщин сама позвонила премьер–министру и сообщила, что преступники симпатичны заложникам, и потребовала выполнить все, что им обещано.
Улссону надо было как–то показать властям, что он готов к решительным действиям, и он решил ранить одного из заложников. Женщины стали уговаривать коллегу–мужчину выступить в роли жертвы. И уговорили, но, к счастью, этого удалось избежать. Зато мужчина после освобождения заявил, что ему было даже приятно, что выбор пал на него.
28 августа полиция предприняла газовую атаку, заложники были освобождены, а преступники арестованы. Даже после этого четверо заложников наняли адвокатов для своих захватчиков, и в дальнейшем между ними сохранились теплые отношения. А на суде они заявили, что боялись не бандитов, а полиции
Исследователи полагают, что стокгольмский синдром является не психологическим парадоксом, не расстройством (или синдромом), а скорее нормальной реакцией человека на сильно травмирующее психику событие.
Механизм психологической защиты основан на надежде жертвы, что агрессор проявит снисхождение при условии безоговорочного выполнения всех его требований. Поэтому пленник старается продемонстрировать послушание, логически оправдать действия захватчика, вызвать его одобрение и покровительство. Находясь долгое время в плену, заложники начинают испытывать одновременно и симпатию к своим захватчикам, и ненависть и страх по отношению к тем, кто попытается насильственным способом их освободить.