Задолго до того, как началась Большая игра между Великобританией и Россией, на берегах Туманного Альбиона уже сложились свои уникальные традиции разведки. Английские спецслужбы при Елизавете I, знаменитой «королеве-девственнице», противостояли шпионским сетям могущественной Испании. А также безжалостно выкорчевывали любое вольномыслие внутри страны. Человека, сделавшего английскую разведку по-настоящему великой, звали Фрэнсис Уолсингем.

Фрэнсис Уолсингем: «Мавр» сделал своё дело

Журнал: Загадки истории №37, сентябрь 2018 года
Рубрика: Секреты спецслужб
Автор: Виктор Банев

Фрэнсис Уолсингем спас Англию от Непобедимой армады

Внутренняя политика

Англии в XVI-XVII веках была очень тесно связана с религией. В 1534 году король Генрих VIII объявил себя главой церкви и окончательно разорвал отношения с Римом. Соответственно, все его подданные неожиданно для самих себя из католиков превратились в протестантов. С этим, конечно, были согласны далеко не все. Одной из несогласных была дочь Генриха Мария. Вступив на престол в 1553 году, она попыталась вернуть всё на круги своя и развернула масштабные репрессии против тех, кто отказывался возвращаться в лоно католической церкви. Благодаря этому в историю она вошла как Мария Кровавая. Вполне возможно, что ей все удалось бы, но в 1558 году она скончалась, не доведя дело до конца. Новой королевой стала её сестра по отцу — протестантка Елизавета I.

Протестанты и католики

Ситуация снова развернулась на 180°. Теперь протестанты стали верными слугами отечества, а католики оказались не в чести. Правда, Елизавета I не стала объявлять «папистов» преступниками и сжигать их на кострах (как бестрепетно поступала с протестантами её старшая сестра). Им было разрешено служить мессу и открыто исповедовать свою веру. Но любой католик автоматически оказывался под подозрением в том, что он замешан в заговоре против королевы или шпионит для врагов короны.
Основания для этого были. Стремясь упрочить внешнеполитическое положение Англии, королева Мария заключила брак с сыном испанского короля Филиппом. Прав на английский престол он при этом не получал, но предполагалось, что интересы «второй родины» будут ему близки. К моменту коронации Елизаветы Филипп из принца уже стал королём Испании и был совсем не прочь присоединить Англию к своим обширным владениям. Свояченица-протестантка была в этом деле серьёзной помехой. А вот английские католики рассматривались как своего рода передовой отряд, который мог захватить плацдарм до подхода основных испанских сил.
В такой ситуации Елизавета чувствовала себя очень уязвимой и постоянно ощущала угрозу заговора или покушения. Так что разведке она уделяла особое внимание и не скупилась на её поддержку. Ирония состоит в том, что на первых порах елизаветинской разведкой руководил человек, верой и правдой служивший Марии Кровавой. Его звали Уильям Сесил, барон Берли.
Он славился как один из самых хитрых, дальновидных и осторожных царедворцев. Без колебаний став католиком при Марии, он так же бестрепетно вновь поменял религию, когда на трон взошла Елизавета. При этом он умудрился сохранить репутацию честного человека (так или иначе, но приспособленцами в то безумное время были практически все английские дворяне) и всегда ставил государственные интересы выше собственных убеждений. Вероятно, именно это понравилось Елизавете I, которой на посту главы разведки был нужен именно циничный прагматик, а не рьяный фанатик.

«Заговор Ридольфи»

Королева не ошиблась. Именно Сесил в начале 1570-х годов разоблачил так называемый «заговор Ридольфи», участники которого планировали возвести на шотландский (а затем, возможно, и на английский) престол католичку Марию Стюарт, которая уже третий год находилась в Англии в положении почётной пленницы. Им была соткана хитроумная сеть ловушек и провокаций, в результате которой агенты разведки проникли в самую верхушку заговора. Даже тот самый итальянский банкир Ридольфи, по имени которого принято называть этот заговор, по некоторым данным, был провокатором Сесила.
Перехватывая переписку, подсаживая своих шпионов в камеры к подозреваемым, перевербовывая лидеров оппозиции, Сесил всегда был на несколько шагов впереди. Благодаря этому, полный список заговорщиков был у него задолго до того, как они решились начать действовать.
Особенно Елизавету I возмутило то, что изменников поддержал герцог Норфолк — на тот момент один из самых богатых людей Англии. За это он поплатился головой, как и большинство других знатных и незнатных людей, причастных к заговору. При этом по личному приказу Сесила казни были проведены с показательной жестокостью — тела повешенных для устрашения болтались на виселицах месяцами, «пока не развалятся». Также барон Берли настаивал на том, что надо как можно скорее обезглавить и саму Марию Стюарт, пока её имя не поднято на знамя следующей партией заговорщиков. Но на это Елизавета I решилась лишь через полтора десятка лет, в 1587 году, после того как подозрения и мрачные прогнозы Сесила полностью подтвердились.
В 1572 году Уильям Сесил занял пост лорда-казначея Англии и перестал сам заниматься делами разведки. В качестве преемника он избрал Фрэнсиса Уолсингема. Это был довольно необычный человек. Убеждённый протестант, он несколько лет провёл на континенте, скрываясь от репрессий Марии. Там изучал не только юриспруденцию, но и то, как организована считавшаяся лучшей в мире итальянская разведка.
Уолсингем был не слишком похож на типичного англичанина: смуглый, черноволосый, со взрывным и решительным характером. Елизавета I с иронией называла его «мавром». Его кипучая энергия оказалась именно тем, что могло спасти Англию.

Обречённая эскадра

Король Испании Филипп II поддерживал и «заговор Ридольфи», и последующие интриги против Елизаветы I. Но бесславный провал всех этих начинаний убедил его в том, что покорить Англию можно лишь грубой силой. В 1580-х годах началась подготовка знаменитой Непобедимой армады — гигантского флота, который должен был решить проблему раз и навсегда. Между тем Уолсингем уже был на шаг впереди.
Пока испанские шпионы собирали информацию об английских портах и удобных местах для высадки, созданная Уолсингемом агентурная сеть плотно опутывала мадридский двор, выведывая все его тайны. Дело не ограничивалось одним лишь сбором информации. Через своих агентов Уолсингем смог повлиять на то, чтобы итальянские банкиры отказали Филиппу II в кредитах. А маркиз Санта-Крус, который должен был командовать испанской эскадрой, скончался так вовремя и при таких странных обстоятельствах, что многие подозревали в этом работу нанятых Лондоном убийц.
В результате действий Уолсингема поход испанского флота задержался на год. У Англии было время подготовиться. А когда Непобедимая армада в мае 1588 года всё-таки двинулась в путь, то она ориентировалась по лоции, составленной Ричардом Гибсом — английским агентом, который, разумеется, указал там совершенно неверные сведения о Темзе.
Вдоль всего атлантического побережья Франции были выставлены тайные посты английских наблюдателей, которые передавали сведения по цепочке. В результате англичане заранее знали, где и когда им ожидать атаки. А капитаны военных кораблей были подробно проинструктированы о том, как расположены пушки на испанских галеонах, где эти плавучие гиганты наиболее уязвимы.
Итог известен. В августе 1588 года в проливе Ла-Манш разыгралось сражение, которое длилось несколько дней. Апогеем стала английская атака при помощи начинённых порохом брандеров. Потопить удалось семь галеонов. Считается, что остальное сделала погода, разметавшая Непобедимую армаду и отправившая на дно несколько десятков кораблей. Однако, по сути, планы испанского похода были сорваны ещё до его начала. И это удалось сделать благодаря виртуозной работе Фрэнсиса Уолсингема. В прямом противостоянии у английской армии и флота действительно было мало шансов против Испании, находившейся на пике своего могущества. Но правильно организованная разведка смогла склонить чашу весов в другую сторону. Сражение было выиграно ещё до его начала.
Через два года после разгрома Непобедимой армады испанский агент послал Филиппу II письмо, в котором говорилось: «Министр Уолсингем только что скончался, что вызвало здесь большую горесть». Король начертал на полях донесения: «Там — конечно, но здесь это является хорошей новостью».