Экологический кризис разражается не тогда, когда виды вымирают, — он наступает, если на смену вымершим не приходят новые.
И здесь мы имеем довольно неожиданную картину — количество видов уменьшается, но численность некоторых из них, наоборот, увеличивается. И речь идет даже не о тех организмах, которых человек направленно разводит, а о тех, кто смог жить в ландшафтах, массово порождаемых человеком. То есть в городах и сельхозугодьях.
Лучше всего, конечно, жить в самом человеке — он активно размножается и расселяется. Кишечная палочка, если б могла, писала бы романы о том прекрасном будущем, в которое она попала благодаря своему чудесному живому дому.
Несмотря на очевидные успехи человечества в борьбе с глистами и микробами, пострадали только отдельные их разновидности. Есть, кстати, и вымершие вирусы, вирус натуральной оспы например. Вот уж кого не жалко.
Массово размножаются вредители сельского хозяйства, несмотря на упорную борьбу с ними. Некоторые из них при этом образуют новые разновидности.
Так, жук зигограмма, завезенный из Америки в Россию для борьбы с сорняком амброзией (тоже, кстати, завезенным), в Новом Свете не поднимался в воздух, а в Европе начал летать. То же самое случилось с ним и в Китае, то есть нельзя сказать, что именно российские условия как-то особенно способствуют полету. Дело, скорее, в том, что зигограмму выпускали для борьбы с амброзией сразу большими партиями, и жуки двигались в пешем строю, где для арьергарда пищи остается крайне мало. Любая мутация, позволяющая улететь, в такой ситуации немедленно подхватывается естественным отбором.
В городах любой может наблюдать тучи голубей, стаи ворон, кусты, ветки которых ломятся от воробьев. И еще стада подвальных котов и бродячих собак, конечно же. Однако этим городское животное население далеко не исчерпывается. В последнее время в Москве стали оставаться на зимовку дрозды-рябинники, на чердаках зданий гнездятся не только голуби, но и довольно крупные утки — огари. Высидев птенцов на чердаке, огарь должен дальше выращивать их на пруду, и потому в последнее время пара огарей, переводящая выводок через дорогу, представляет собой не такую уж редкую картину. Заброшенные промзоны вообще кладезь биоразнообразия: от птиц до насекомых. Черный садовый муравей, обычный в городах, использует традиционный предмет заработка московских коммунальщиков — бордюрный камень — как удобное место для постройки гнезда, его даже ежегодная перекладка бордюров не смущает. Гнездо черного садового муравья подземное, его простым благоустройством не возьмешь.
Получается картина недокризиса — часть видов вымирает, часть наращивает свою численность. Новых видов при этом образуется крайне мало, то есть нельзя сказать, что формируется новая устойчивая биосфера. Что, конечно, крайне тревожно — неустойчивые сообщества как раз и уязвимы при внешних воздействиях, будь то метеорит или более вероятная техногенная катастрофа. То есть нужно не только заботиться о биоразнообразии в «природных» заповедниках, но и создавать его в антропогенных ландшафтах — городах и промышленных зонах. Не обязательно даже создавать новые заповедники со строгими правилами — например, сеть охраняемых природных территорий, на которых разрешен, скажем, сбор ягод или прогулки, но запрещено строительство, поможет решить проблему сохранения местообитаний. Чем больше в городе зелени и парков, тем устойчивее его экосистема, тем больше видов растений, насекомых, птиц и млекопитающих сможет в нем жить.
Хуже всех приходится амфибиям — в Москве их практически не осталось, соль и другие реагенты, стекающие в водоемы, сделали их окончательно непригодными для жизни. Городским жителям, отбирающим триммер у газонокосильщика или мешающим дворникам собирать палые листья, нужно ставить памятники: они пытаются нивелировать тот вред, который человек за сотни лет нанес природе.
Источник: http://www.vokrugsveta.ru/article/234541/